Тень ветра - Страница 55

— Я думала, ты не придешь, — сказала Беа.

— То же самое я подумал про тебя.

Она продолжала сидеть на скамье, напряженно выпрямившись, сжав руки на коленях. Я спрашивал себя, как получается, что я чувствую ее такой далекой, читая каждую складочку ее губ.

— Я пришла, чтобы сказать тебе, что ты сильно заблуждаешься в том, что сказал мне тогда, Даниель. Я выйду замуж за Пабло и, что бы ты ни показал мне этим вечером, уеду с ним в Эль Ферроль, как только он вернется из армии.

Я смотрел на нее, как смотрят на быстро уходящий поезд, понимая, что последние два дня блуждал в высях собственных фантазий, а теперь реальность со всей своей неумолимостью обрушилась на меня.

— А я-то думал, ты пришла, потому что захотела меня увидеть, — в отчаянии я попытался улыбнуться.

Мое замечание заставило ее покраснеть.

— Я пошутил, — солгал я. — Мне действительно хотелось показать тебе ту Барселону, какую ты ни разу не видела. Так, по крайней мере, у тебя будет повод вспоминать обо мне и о Барселоне, куда бы ты ни уехала.

Беа грустно улыбнулась и отвела глаза.

— Я чуть было не пошла в кино. Чтобы только не встречаться с тобой, понимаешь? — сказала она.

— Почему?

Беа молча посмотрела на меня. Потом пожала плечами и посмотрела куда-то вверх, словно пыталась на лету поймать ускользающие слова.

— Потому что боялась: вдруг ты окажешься прав, — наконец произнесла она.

Я вздохнул. Нас окружали сумерки, тишина и ощущение заброшенности, которые всегда объединяют малознакомых людей. Я почувствовал, что способен произнести вслух все, что взбредет в голову, даже зная наперед, что после этого нам не доведется больше разговаривать.

— Ты его любишь?

Она взглянула на меня с сердитой улыбкой:

— А вот это не твое дело.

— Ты права, — ответил я. — Это только твое дело.

Ее взгляд стал холодным.

— А тебе какая разница?

— А вот это не твое дело.

Она больше не улыбалась. У нее дрожали губы.

— Все знают, что я очень ценю Пабло. Моя семья и все…

— Но я для тебя почти незнакомец, — прервал ее я. — И мне хотелось бы услышать это от тебя.

— Что услышать?

— Что ты его любишь на самом деле. И что ты не выходишь замуж только для того, чтобы вырваться из дома и уехать подальше от этого города и твоей семьи, туда, где они не причинят тебе боль. Что ты уезжаешь, а не бежишь.

В ее глазах заблестели слезы ярости.

— Ты не имеешь права говорить со мной так, Даниель! Ты меня не знаешь.

— Скажи, что я ошибаюсь, и я уйду. Ты его любишь?

Мы долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова.

— Я не знаю, — прошептала она наконец. — Не знаю.

— Однажды кто-то сказал: в тот момент, когда ты задумываешься о том, любишь ли кого-то, ты уже навсегда перестал его любить.

Беа безуспешно пыталась разглядеть иронию на моем лице:

— Кто это сказал?

— Некий Хулиан Каракс.

— Твой друг?

— Что-то вроде, — сказал я, сам удивляясь этим словам.

— Ты должен обязательно нас познакомить.

— Сегодня же вечером, если хочешь.

Мы вышли из университета под небом, истерзанным воспаленными ссадинами. Шли бесцельно, сами не зная куда, скорее чтобы привыкнуть к шагам друг друга, стараясь говорить на единственную тему, которая нас сближала: о ее брате и моем друге Томасе. Беа рассказывала о нем, как о чужом человеке, которого любишь, но которого совсем не знаешь. Она избегала моего взгляда и натянуто улыбалась. Я чувствовал, что она жалеет о том, что сказала мне во дворе университета, что ее собственные слова причиняют ей боль, гложут изнутри.

— Слушай, ты ведь не расскажешь ничего Томасу о нашем разговоре? — вдруг попросила она. — Не так ли?

— Конечно, нет. Я не расскажу об этом никому.

Беа рассмеялась, и было заметно, как сильно она нервничает.

— Сама не понимаю, что на меня нашло. Не обижайся, но иногда гораздо легче говорить с незнакомцем, чем с кем-то, кто тебя хорошо знает. Интересно, почему?

Я пожал плечами.

— Наверное, потому, что чужие люди нас воспринимают такими, какие мы есть на самом деле, а не такими, как им бы хотелось нас видеть.

— Это тоже сказал твой друг Каракс?

— Нет, это я только что придумал, чтобы произвести на тебя впечатление.

— А как ты воспринимаешь меня?

— Как загадку.

— Это самый странный комплимент из всех тех, что мне когда-либо делали.

— Это не комплимент, это, скорее, угроза.

— Объясни.

— Загадки для того и нужны, чтобы их разгадывать, чтобы узнать, что скрывается внутри.

— Возможно, ты разочаруешься, увидев, что внутри.

— Возможно, буду очень удивлен. И ты тоже.

— Томас не говорил мне, что ты такой нахал.

— Наверное, потому, что все свое нахальство я приберегал для тебя.

— Почему?

Потому что я тебя боюсь, подумал я.

Мы зашли в старое кафе рядом с театром Полиорама. Сев за столик возле окна, заказали бутерброды с ветчиной и кофе с молоком, чтобы согреться. Спустя некоторое время, официант, тщедушный тип с гримасой хромого беса на лице, подошел к нам с видом важного лица, находящегося на официальном визите:

— Это вы закаывали бутерброы с вечино?

Мы дружно кивнули.

— Очен жаль, но я выужден сообщить вас от имей руковоства, что не остало ни ломтя вечины. Моу преложить вам свиную коубасу нехкольких сортов, тефтели, жаакое. Все самое свежее, певый сор. Есь ще сардины, это на случай, ехли вы не можете есь мясо по релииозным убеждениям. Ведь седня пятница…