Тень ветра - Страница 44

— Мне только до дома тридцать два, — сказал я кондуктору, улыбаясь своей самой приветливой улыбкой.

— Да хоть на край света, мне-то что, — возразил он с безразличием в голосе. — Билеты здесь оплачивают даже солдаты Господа нашего. Или раскошеливайся, или пошевеливайся. Ну, за рифму я, понятно, с вас денег не возьму.

Монахи-францисканцы, в сандалиях на босу ногу и коричневых рясах из мешковины, дружно закивали, в качестве доказательства демонстрируя мне розовые билеты.

— Ну, тогда я лучше сойду, — сказал я. — У меня нет мелких денег.

— Как хотите. Но только подождите до следующей остановки, не хватало мне, чтобы вы попали под колеса.

Трамвай двигался едва ли не со скоростью пешехода, скользя по тени деревьев, вдоль стен и садов, похожих на замки особняков, где, как мне казалось, так приятно было бы побродить среди статуй, фонтанов, конюшен и скрытых от посторонних взоров часовен. Высунувшись из окна, я различил вдали силуэт «Эль Фраре Бланк», такой четкий на фоне деревьев. Доехав до угла улицы Романа Макайя, трамвай замедлил ход и плавно остановился. Водитель позвонил в колокольчик, и кондуктор строго взглянул на меня:

— Эй, хитрец, поторопитесь, вот он, дом тридцать два, прямо здесь.

Я вышел, а голубой трамвай медленно растворился в тумане. Я перешел через дорогу и оказался у самой резиденции семьи Алдайя. Кованые решетки ворот, увитые плющом, почти скрывала густая листва. В резных железных переплетениях угадывалась маленькая наглухо запертая калитка. Вверху решетки, словно свернувшиеся кольцом черные железные змеи, проступали цифры «32». Я хотел было заглянуть внутрь и рассмотреть дом, но с улицы едва были видны лишь очертания выступов и сводов темной башни. Из замочной скважины калитки, как кровь, сочилась ржавчина. Присев на корточки, я попытался сквозь это отверстие взглянуть на внутренний двор, но смог увидеть лишь густые заросли сорной травы и беспорядочно разросшегося кустарника, и что-то еще, показавшееся мне фонтаном или прудом, откуда поднималась рука, указывая в небо. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что рука была мраморная и что в глубине фонтана виднелось еще много каменных силуэтов, которые я не смог хорошо рассмотреть. Чуть дальше, в зарослях, виднелась полуразрушенная мраморная лестница, засыпанная мусором и палой листвой. Богатство и слава семьи Алдайя много лет назад покинули этот мрачный дом. Теперь это место превратилось в гробницу.

Сделав несколько шагов вдоль ограды, я свернул за угол, чтобы получше рассмотреть южное крыло дома. Отсюда открывался вид на одну из башен особняка. В то же мгновение краем глаза я заметил тощую фигуру человека в голубом халате, который размахивал метлой, терзая груду сухой листвы на тротуаре. Он смотрел на меня с некоторым подозрением, и я предположил, что это привратник одного из соседних владений. Я широко улыбнулся ему, как умеют улыбаться лишь те, кто много часов провел за прилавком.

— Доброе утро, — приветливо начал я. — Вы случайно не знаете, как долго дом Алдайя стоит запертым?

Он посмотрел на меня так, словно я спросил его о квадратуре круга, а потом задумчиво потер подбородок пальцами, желтоватый цвет которых демонстрировал пристрастие их владельца к сигаретам без фильтра. Я тут же пожалел, что не захватил с собой пачку сигарет, чтобы снискать расположение привратника. Я даже пошарил в карманах куртки в поисках подношения, которое обеспечило бы мне его благосклонность.

— Да уж лет двадцать — двадцать пять, — сказал привратник смиренным голосом человека, против своей воли обреченного всю жизнь находиться в услужении.

— А вы сами давно здесь?

Привратник кивнул:

— Давненько, почитай с двадцатого служу у господ Миравель.

— А вы не знаете, что стало с семьей Алдайя?

— Ну, вы, верно, слышали, они почти все потеряли во времена Республики, — сказал он. — Как говорится, что посеешь… Я слышал кое-какие разговоры в доме хозяев, сеньоры Миравель прежде водили дружбу с Алдайя. Говорят, их старший сын, Хорхе, уехал за границу, в Аргентину. У них там фабрики были или что-то в этом роде. Очень богатые были люди, очень. Эти-то, даже падая, встают на ноги. У вас, случайно, не найдется сигаретки?

— Нет, к сожалению, но могу предложить леденец «Сугус», я где-то слышал, что никотина в нем столько же, сколько в одной сигарете «Монтекристо», и к тому же куча витаминов.

Привратник с некоторым сомнением посмотрел на меня, но все же согласился. Я протянул ему лимонный «Сугус», которым как-то давным-давно угостил меня Фермин. Я обнаружил конфету в подкладке кармана куртки и очень надеялся, что она еще не прогоркла.

— Вкусно, — сказал, наконец, привратник, посасывая липкий леденец.

— У вас во рту сейчас гордость национальной кондитерской промышленности. Сам генералиссимус поглощает их как семечки. И все же скажите, вы слышали когда-нибудь о дочери Алдайя, Пенелопе?

Привратник задумался, опершись на метлу, словно вставший на ноги мыслитель Родена.

— Мне кажется, вы что-то перепутали. В семье Алдайя не было дочери. Только сыновья.

— Вы уверены? Я слышал, году в 1919-м в этом доме жила девушка, Пенелопа Алдайя, сестра Хорхе.

— Может быть, но я же вам сказал: я служу у господ с 1920-го.

— А кому теперь принадлежит особняк?

— Насколько мне известно, он все еще выставлен на продажу, хотя поговаривают, что его скоро снесут и на этом месте построят школу. По правде говоря, это лучшее, что они могут сделать: разрушить дом до основания, и дело с концом.