— Значит так, меня сюда привело не только это жалкое подобие мужика. Рано или поздно, он все равно окажется в отделении, как и все его дружки, а там уж я с ним разберусь. У меня есть информация, что в вашем магазине работает один мазурик, неблагонадежная личность самого низкого пошиба.
— Я не понимаю, о ком вы говорите, инспектор.
Фумеро вновь засмеялся своим лакейским и липким смешком старой сплетницы.
— Бог его знает, какое имя он взял себе сейчас. Несколько лет назад он назывался Вилфредо Камагуэй, мастер мамбо, и утверждал, что является экспертом колдовства Вуду, учителем танцев дона Хуана де Бурбона и любовником Маты Хари. Очень часто он присваивал себе имена послов, известных артистов и даже тореро. Мы в полиции уже со счета сбились.
— Сожалею, что не могу вам помочь, но я действительно не знаю никого по имени Вилфредо Камагуэй.
— Разумеется, не знаете. Но вы прекрасно понимаете, кого я имею в виду, не так ли?
— Нет, не понимаю.
Фумеро снова усмехнулся, и этот вынужденный манерный смех говорил о нем красноречивее любых слов:
— А вам нравится все усложнять, верно? Я пришел сюда как друг, чтобы предупредить: тот, кто пустит к себе в дом неблагонадежного, рискует сам обжечься, а вы обращаетесь со мной как с каким-то пройдохой.
— Очевидно, вы неверно меня поняли. Я очень благодарен вам за ваш визит и предупреждение, но я вас уверяю, что…
— Оставьте ваше дерьмо при себе. Да если бы у меня яйца зачесались, я врезал бы вам пару раз и закрыл бы к чертовой матери вашу лавочку. Но сегодня я добрый, так что делаю вам пока только предупреждение. С кем водиться — дело ваше. Раз вы предпочитаете воров и гомиков, значит, в вас самом есть что-то и от тех и от других. Что касается меня, то здесь все предельно ясно: либо вы со мной, либо против меня. Такова жизнь. Так на чем мы остановимся?
Я промолчал. Фумеро кивнул, вновь ухмыльнувшись:
— Прекрасно, Семпере. Вы сами так решили. Нехорошо мы с вами начинаем. Ну, если желаете проблем, вы их получите. Жизнь — она ведь не роман, понимаете? В жизни нужно решить, чью сторону принимаешь. А вы, вижу, свой выбор сделали: предпочитаете быть с ослами, которые вечно проигрывают, потому что ослы.
— Будьте так любезны, уходите.
Фумеро медленно направился к двери, улыбаясь своей многообещающей улыбкой:
— Мы еще увидимся. И скажите вашему другу, что инспектор Фумеро глаз с него не спустит. И передает ему большой привет.
Визит инспектора и его зловещие слова испортили мне вечер. Вначале я минут пятнадцать метался взад-вперед за прилавком, чувствуя, как желудок подкатывает к горлу, потом наконец решился закрыть лавку раньше времени и побрел по улице куда глаза глядят. У меня из головы не выходили намеки и угрозы этого полицейского мясника. Я спрашивал себя, должен ли я рассказать отцу и Фермину о визите инспектора, и отчетливо понимал, что именно в этом и состоял коварный план Фумеро: посеять сомнения, страх и неуверенность. Я не собирался ему подыгрывать. Но, с другой стороны, намеки на прошлое Фермина меня встревожили. Я устыдился самого себя, осознав, что на какой-то миг поверил полицейскому. Все как следует обдумав, я решил похоронить этот эпизод в отдаленном уголке своей памяти и не обращать внимания на слова Фумеро. Уже по дороге домой я поравнялся с часовой мастерской. Дон Федерико приветливо махнул рукой из-за прилавка, знаками приглашая меня войти. Часовщик был очень любезным и улыбчивым человеком, он никого никогда не забывал поздравить с праздником, и к нему в любой момент можно было обратиться с просьбой помочь в каком-либо затруднительном деле. Дон Федерико Флавиа мог найти выход даже из самых сложных ситуаций. У меня мороз прошел по коже при мысли о том, что он занесен в черный список инспектора Фумеро. Я понимал, что должен предупредить дона Федерико о грозящей ему опасности, но не представлял себе, как это сделать, не вмешиваясь в дела, находящиеся вне моей компетенции. Смущаясь как никогда, я зашел в мастерскую и улыбнулся ему.
— Как дела, Даниель? Ну и вид у тебя.
— День неважный, — сказал я. — А вы как поживаете, дон Федерико?
— Кручусь как обычно. Часы стали делать все хуже, вот и приходится работать круглые сутки. Если так пойдет и дальше, мне понадобится помощник. Мое предложение не заинтересует, например, твоего друга-изобретателя? У него наверняка талант к такого рода делам.
Мне не составило особого труда представить реакцию отца Томаса Агилара на перспективу работы его сына в мастерской дона Федерико, имеющего в квартале вполне определенную репутацию.
— Я спрошу его об этом.
— Кстати, Даниель, у меня здесь будильник, который мне принес твой отец две недели назад. Не знаю, что он с ним сделал, но будет гораздо выгоднее купить новый, чем пытаться чинить этот.
Я вспомнил, что иногда душными летними ночами отец перебирался спать на балкон.
— Он упал у него с балкона на улицу, — сказал я.
— Мне тоже так показалось. Спроси отца, какой он хочет, у меня есть «Радиант» по вполне приемлемой цене. Слушай, если хочешь, возьми будильник домой и покажи. Если понравится, хорошо, а если нет — принесешь обратно.
— Большое спасибо, дон Федерико.
Часовщик упаковал будильник.
— Высокие технологии, — пояснил он, довольный, — Кстати, мне очень понравилась книга, которую мне продал Фермин, роман Грэма Грина. Этот ваш Фермин — просто кладезь знаний, отличный помощник.
Я кивнул:
— Да, у него настоящий талант.
— Я заметил, что Фермин никогда не носит часов. Передай, пусть заглянет ко мне, я ему что-нибудь подберу.