Тень ветра - Страница 17


К оглавлению

17

На лестнице было темно, как в бездонном колодце. Отблески молний проникали сквозь щели над входом и разбивались о края ступенек. Я на ощупь двинулся вперед, пока не наткнулся на первую ступеньку. Вцепившись в перила, стал медленно подниматься. Вскоре ступени сменились ровной поверхностью, и я понял, что добрался до площадки второго этажа. Провел рукой по враждебным, холодным мраморным стенам, наткнулся на очертания дубовой двери и металлических засовов, нашел замочную скважину и на ощупь вставил ключ. Когда дверь распахнулась, меня ослепила полоса голубоватого света, а моей кожи ласково коснулся теплый воздух. Комната Бернарды была в самом конце квартиры, рядом с кухней. Сначала я направился туда, хотя и был уверен, что служанки нет дома. Постучав в ее дверь согнутым пальцем и не получив ответа, позволил себе войти. Это была скромная комнатка с большой кроватью, платяным шкафом мореного дерева с мутными зеркалами на дверцах и комодом, на котором у Бернарды было расставлено и разложено столько фигурок святых и богородиц, а также церковных картинок, что впору было бы открыть домашний храм. Я вышел, притворив дверь, а когда обернулся, у меня чуть сердце не остановилось при виде дюжины бирюзовых глаз с алым отливом, уставившихся на меня из глубины коридора. Коты Барсело слишком хорошо меня знали, а потому терпели мое присутствие. Они окружили меня, негромко мяуча, и, убедившись, что моя насквозь промокшая одежда не подарит им желанного тепла, с полным безразличием удалились.

Комната Клары располагалась в другом конце квартиры, рядом с библиотекой и музыкальным салоном. Еле слышная поступь котов сопровождала меня по всему коридору. В перемежающемся вспышками грозы полумраке квартира Барсело казалась зловещей пещерой, совсем не похожей на ту, что я привык считать своим вторым домом. Я вернулся в ту часть квартиры, окна которой выходили на площадь. Передо мной была оранжерея Барсело — непроходимая стена зелени. Я углубился в гущу листьев и ветвей. В какое-то мгновение я вдруг подумал, что если незнакомец без лица проникнет в квартиру, ему, наверное, не найти лучшего укрытия. Мне даже стал мерещиться запах горелой бумаги, но обоняние подсказывало, что это всего лишь табачный дым. Меня охватила паника. В этом доме никто не курил, а трубка Барсело, всегда потухшая, была чистым атрибутом.

Я прошел в музыкальный салон, и отблеск молнии высветил кольца дыма, что парили в воздухе, подобно гирляндам пара. Рядом с входом в галерею зияла широкая улыбка рояля. Я пересек салон и подошел к двери в библиотеку. Она была закрыта, Я открыл ее, и мягкий свет стоящих полукругом стеллажей, любовно заполненных истинным книжником, тепло приветствовал меня. Стены здесь были овальными, а между ними стояли два плетеных кресла. Клара хранила книгу Каракса на одной из застекленных полок у входа. Я на цыпочках направился туда. Мой план состоял в том, чтобы найти книгу, незаметно забрать ее, отдать этому психу и забыть о ней навсегда. Никто, кроме меня, не заметит, что она исчезла. Книга Хулиана Каракса, как обычно, ожидала меня на своем прежнем месте, чуть выдвинув вперед корешок. Я взял ее и прижал к груди, будто обнимал старого друга, которого готовился предать. «Иуда», — подумал я. Уйти отсюда надо так, чтобы Клара не заподозрила, что я был здесь. Мне нужно было унести книгу и исчезнуть из жизни Клары Барсело навсегда. Легким шагом я покинул библиотеку. В конце коридора виднелась дверь в комнату Клары. Я представил ее лежащей на постели во власти сна. Вообразил, как мои пальцы ласкают ее шею, скользят по телу… о котором я не имел ни малейшего представления. Я повернулся, готовый решительно распрощаться с шестью годами напрасных иллюзий, но прежде чем успел дойти до музыкального салона, что-то меня остановило. Голос за дверью, у меня за спиной. Грудной глубокий голос, шепчущий и смеющийся. В комнате Клары. Я осторожно подкрался к двери. Взялся за ручку. Мои пальцы дрожали. Я опоздал. Я с трудом сглотнул и открыл дверь.

9

Нагое тело Клары покоилось на белоснежных простынях, блестевших, как мокрый шелк. Руки маэстро Нери скользили по ее губам, шее, груди. Взор ее невидящих глаз вознесся к потолку, вздрагивая от возвратно-поступательных движений, с помощью которых учитель музыки проник меж ее бледных, содрогающихся бедер. Те же пальцы, что изучали мое лицо шесть лет назад в сумерках Атенея, впились теперь в блестящие от пота ягодицы маэстро, направляя его движения внутрь себя с животной, отчаянной страстью. Я почувствовал, что задыхаюсь. Должно быть, парализованный увиденным, я стоял там с полминуты, пока взгляд Нери, вначале недоуменный, затем вспыхнувший гневом, отметил наконец мое присутствие. Все еще задыхаясь, не в силах произнести ни слова, он остановился. Не понимая, что происходит, Клара не отпускала его, прижалась к нему, лизнула его шею.

— В чем дело? — простонала она. — Почему ты остановился?

Глаза Адриана Нери пылали яростью.

— Так, ничего страшного, — пробормотал он. — Сейчас вернусь.

Нери встал и, сжимая кулаки, попер на меня, как танк. Но я его не замечал. Я не мог оторвать глаз от Клары, заливавшейся потом, бездыханной, от ее проступающих сквозь кожу ребер и с вожделением вздымающейся груди. Учитель музыки схватил меня за горло и поволок вон из комнаты. Мои ноги едва касались пола, и, как я ни старался, мне не удалось освободиться от хватки Нери, тащившего меня, словно тюк с тряпьем, через оранжерею.

— Я из тебя всю душу вытрясу, негодяй, — цедил он сквозь зубы.

17